Условный срок за мошенничество в особо крупном размере

Можно ли получить условный срок за мошенничество в особо крупном размере? Отвечая на этот вопрос, следует заметить, что существуют определенные устоявшиеся в судебной практике принципы назначения наказания, согласно которым чем преступление более тяжкое, тем меньше шансов по нему получить условное наказание. Несмотря на то, что по делам о тяжких преступлениях, условный срок можно получить все реже и реже, например, условный срок за мошенничество в особо крупном размере осужденные получают в исключительных, из ряда вон выходящих случаях, подобные дела все еще встречаются. При этом не следует брать в расчет дела, когда условный срок объясняется исключительно личностью подсудимого: его влиянием, связями, состоянием. Тем более и с подсудимыми, обладающими вышеперечисленными характеристиками правосудие обходится зачастую отнюдь не снисходительно. Однако все же, как правило, условный срок по подобным делам обуславливается отсутствием доказательств, слабостью позиций обвинения, огрехами предварительного следствия и другими подобными факторами, которые с разной степенью успеха используются адвокатами, чтобы смягчить учесть подзащитного по делам, когда суду «осудить нельзя и осудить нужно». Подобный чрезвычайно редки, но они есть.

В ноябре 2020 года ко мне за юридической помощью обратился П.О., работающий генеральным директором общества с ограниченной ответственностью, собственником которого он и являлся. П.О. пояснил, что в отношении него возбуждено уголовное дело по факту хищения денежных средств в особо крупном размере. К моменту нашего первого разговора он уже был неоднократно допрошен сотрудниками различных служб и органов, выявивших преступление в ходе совместной проверки и осуществлявших оперативное сопровождение уголовного дела. Как следовало из его пояснений, еще в 2014 году возглавляемой им компанией на конкурсной основе с Министерством образования и науки РФ было заключено соглашение о предоставлении из федерального бюджета субсидии на финансовое обеспечение затрат, связанных с выполнением прикладных научных исследований. В рамках этого соглашения фирма получила от Минобрнауки субсидию в размере 25 000 000 рублей. В дальнейшем часть из полученных денежных средств, а именно 9 589 000 рублей были обналичены с помощью счетов фирмы-однодневки, которая предоставила свои реквизиты для перечисления денег, а также фиктивный договор на поставку оборудования для проведения научных исследований. В действительности никакого оборудования компания возглавляемая П.О. не получала, а перечисленные в адрес фирмы-однодневки денежные средства  в размере 9 589 000 рублей, за вычетом комиссии за «обналичивание», были получены генеральным директором и потрачены. Обнаружив данный факт, антикоррупционные службы передали материал в Следственный комитет РФ, следователи которого в свою очередь возбудили уголовное дело по ч.4 ст.159 УК РФ.

Однако из пояснений П.О., следовало, что ситуация с инкриминируемым ему хищением была не совсем однозначная и стандартная. В ней не было компании, созданной специально для получения государственного контракта, оплата по которому впоследствии расхищалась, а обязательства либо не выполнялись, либо лишь создавалась видимость исполнения договора со стороны государственного подрядчика. Напротив, фирма, возглавляемая П.О., с момента основания в 2001 году зарекомендовала себя как компания для научно-технических прорывных инноваций, выполнив за прошедшие 15 лет ряд перспективных высокотехнологичных разработок в области лазерной техники и сверхточного машиностроения. Компания имела штат квалифицированных специалистов в этой сфере, безупречную репутацию и непререкаемый авторитет в профильных научных кругах. На компанию и лично на ее руководителя было зарегистрировано свыше 30 патентов на изобретения и полезные модели, а сам руководитель компании был неоднократно награжден государственными премиями за научные разработки по той самой теме, по которой компания победила в государственном конкурсе и получила субсидию.

Выслушав долгий рассказ П.О., ему были предложены услуги по защите в ходе предварительного следствия, тем более необходимость в этом не вызывала никаких сомнений.

С учетом того, что факт отправки денежных средств на счета фирмы, не занимающийся какой-либо деятельностью, был подтвержден документально, а также показаниями самого П.О. и его сотрудников, было принято решение избрать позицию частичного признания вины, не оспаривая очевидные, сами по себе не свидетельствующие о чем-либо криминальном, факты, и, отрицать доводы обвинения о корысти, обмане и других обязательных признаках состава мошенничества.

Тем более в свете того, что предметом хищения являлись бюджетные, то есть государственные средства в размере почти 9,6 млн. рублей, а с учётом квалификации деяния по ч.4 ст.159 УК РФ и, соответственно, вполне вероятным заключением по стражу обвиняемого на предварительном следствии и получением реального срока лишения свободы в суде, полное непризнание вины, отрицание не вызывающих сомнение, бесспорных фактов представлялось нерасчетливым и опрометчивым способом защиты.

Вскоре нас вызвали на допрос, в ходе которого мы признали вину частично и сообщили следователю СК РФ, что все «обналиченные» денежные средства в размере 9,6 млн. рублей П.О. потратил на текущие производственные нужды компании, не присвоив ни копейки. В подтверждение этого следствию был представлен договор займа, по которому 5 млн. рублей были внесены в кассу компании, а также другие документы и факты. Представленные защитой доказательства позволяли, как минимум засомневаться в позиции следствия, что все 9,6 млн. рублей были беззастенчиво похищены и разделены между неустановленными соучастниками, а не потрачены на именно те нужды, на которые и была предоставлена государственная субсидия на научные изыскания.

Нас подробно допросили и, выписав постановление о подписке о невыезде, отправили восвояси с обещанием обеспечить реальный срок с взысканием причинённого ущерба.

Впоследствии мой подзащитный многократно допрашивался в ходе следствия в различных статусах, и всякий раз следователь не терял надежду добиться от него полного признания вины и последующего «особого порядка судебного разбирательства», утверждая, что лишь при таком раскладе обвиняемый может получить условный срок за мошенничество в особо крупном размере. В противном случае следователь приводил многочисленные приговоры с осуждением на реальные длительные сроки лишения свободы и за не столь значительные деяния.

В ответ следователю были представлены факты и доказательства свидетельствующие, что Минобрнауки само допустило ситуацию, когда компания – победитель конкурса получила субсидию на 4 месяца позже предусмотренного срока, за неделю до срока окончания прикладных научных исследований, а финансирование исследований от предусмотренного соглашением с Минобрнаукой индустриального партнера в размере еще 30 млн. рублей вообще не было получено. Несвоевременное и неполное финансирование научных исследований не могли не привести к финансовому дефициту в компании и, как следствие, к нарушениям финансовой дисциплины, выразившихся в формально нецелевом расходовании средств, обусловленных не корыстными мотивами, а необходимостью продолжения исследований на последующих этапах выполняемого проекта. Помимо этого, было заявлено об отсутствии документального подтверждения действий П.О. по введению в заблуждение комиссии Минобрнауки, перед которой компания обосновывала произведенные финансовые траты, о не установлении действительной стоимости произведенных научных исследований, а также о подтверждение правомерности действий П.О. заключением независимых экспертов, оценивших работы по соглашению о предоставлении субсидии, как выполненные «в полном объеме, на высоком научно-техническом уровне, обеспечивающем дальнейшее успешное решение задач проекта». При этом эксперты проверили все траты компании по соглашению о субсидии и не нашли каких-либо значимых нарушений в финансовой сфере.

Поняв, что чем больше следователь допрашивает обвиняемого, тем больше фактов ему придется проверять и опровергать, а делать это получалось без какого-либо успеха, следователь прекратил допросы и вообще следственные действия по делу. Обвиняемый был ознакомлен с материалами дела перед его направлением в суд.

При ознакомлении с материалами уголовного дела мы увидели, что совершенно ожидаемо следствие приняло во внимание другое заключение экспертов с абсолютно противоположными выводами, нежели заключение, представленное защитой, а доводы защиты в большей части остались не опровергнутыми.

Понимая, что основанная схватка за судьбу состоится в суде, мы, обложившись ответами на многочисленные адвокатские запросы, сделанные еще на стадии предварительного следствия, подтверждавшими нашу позицию, а также другими данными, восполняющими недостатки расследования, начали ожидать первое судебное заседание по делу.

Конечно, мы отдавали себе отчет, что оправдательный приговор по делу о многомилионном хищении бюджетных средств, оперативное сопровождение по которому осуществляли влиятельные службы, получить можно было только в порядке чуда. Более того, осознавали мы и то, что позиция фактического непризнания вины в совершении преступления, безусловно, формально снижала шансы на то, чтобы П.О. получил бы условный срок за мошенничество в особо крупном размере. Однако помимо изложенного мы понимали и то, что недоработки следствия невосполнимы в судебном заседании минимум, а максимум невосполнимы и в случае возвращения дела прокурору в порядке ст.237 УПК РФ. Поэтому и в судебном заседании была взята на вооружение тактика бескомпромиссного опровержения всех доводов обвинения о доказанности обмана, как средства мошенничества, оспаривания предмета и размера инкриминируемого хищения. Все доводы защиты, ранее заявленные на предварительном следствии, только в еще более усиленном и подкрепленном документами виде, были заявлены суду первой инстанции. На протяжении 8 месяцев, пока дело рассматривал Мещанский районный суд г. Москвы, в суде сменилось четыре гособвинителя, каждый из которых стремился доказать виновность моего подзащитного, а последний просил назначить ему наказание в виде 6 лет реального лишения свободы с удовлетворением гражданского иска прокуратуры в размере суммы причиненного ущерба. Как бы то ни было, позиция государственного обвинения нашла поддержку у суда лишь частично. Мой подзащитный был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.4 ст.159 УК РФ – мошенничество в особо крупном размере совершенным группой лиц по предварительному сговору. Тем не менее, ему было назначено наказание в виде 3 лет лишения свободы условно. В удовлетворении исковых требований прокуратуры о возмещении вреда, причиненного преступлением, и вовсе было отказано.

На протяжении 10 дней после приговора суда мы тщательно взвешивали, стоит ли обжаловать обвинительный приговор с условным сроком за мошенничество в особо крупном размере или удовлетвориться синицей в руке, оставив все как есть. Государственное обвинение приговор не обжаловало. Осужденный, после полутора лет испытаний на предварительном следствии и в суде, также решил не настаивать на апелляции, справедливо посчитав, что условный срок за мошенничество в особо крупном размере в наших правовых реалиях и его конкретной ситуации равнозначен оправдательному приговору.

Приговор суда с условным сроком за мошенничество в особо крупном размере (извлечения):

Приговор ОПА 1приговор ОПА 2приговор ОПА 3приговор ОПА 14

Другие статьи

Оставить комментарий

20 − семь =